— Ты понятия не имеешь, чего мы добиваемся, — сказал Гредин. — И кто мы такие — тоже. Что касается девушки, может, она и рассказала тебе то, что знает, но, уверяю, она знает далеко не все. То есть почти ничего не знает.

Он замолчал, потому что на Мизхога напала жуткая икота. Таня с отвращением наблюдала за ним. Мизхог, как создание нервное, всегда тяжело переносил ссоры. Икота обернулась рвотой. Спустя несколько мгновений, как и опасалась Таня, из него вывалилось то, что осталось от слизняка. Икнув напоследок, Мизхог поймал на животе блоху.

Взгляд Шляпы-с-Пером был устремлен на старую картину, висящую над камином. Его лицо омрачилось.

— Эхо и Нарцисс, — пробормотал он. — Интересно. — Оторвавшись от созерцания, он посмотрел на Таню. — Тебе знакома эта история?

Таня настороженно кивнула.

— Напомни-ка, в чем там дело, — сказал Шляпа-с-Пером, но в его тоне звучала насмешка.

— Волшебница прокляла Эхо, — сказала Таня, — так что она могла лишь повторять последние слова фраз, сказанных другими. Нарцисс был тщеславный юноша, который влюбился в собственное отражение в пруду и зачах. Эхо сохла по нему, и в конце концов все, что осталось от нее, — это голос.

— Подумать только! — сказал Шляпа-с-Пером. — Быть способной лишь повторять последние слова фраз, сказанных другими.

Таня почувствовала, что внутри все скрутилось в тугой ком.

— Ты мне угрожаешь?

Шляпа-с-Пером улыбнулся, поднял руку и сделал движение, как будто стучит. Со стороны гардероба послышался резкий стук костяшек пальцев по дереву — хотя Шляпа-с-Пером не только не коснулся его, но даже и рядом не находился.

— Тук-тук, — сказал он. — Кто там?

Тишина. Потом внимание Тани привлек негромкий звук, похожий на жалобный вой. Звук, исходящий из гардероба.

— Что это? — Таня притянула к себе одеяло. — Что ты делаешь?

Вой продолжался, потом послышалось царапанье, негромкое, но настойчивое, постепенно становящееся все более неистовым. Дверь гардероба задрожала, как будто кто-то изнутри с воем бросался на нее. Звук был поистине дьявольский.

Обмотавшись простыней, Таня соскочила с постели и добежала до середины комнаты, когда дверца гардероба распахнулась и оттуда с визгом вырвался Оберон, совершенно сбитый с толку и ужасно испуганный. Таню мгновенно осенило: Оберон в шкафу — это только начало. Настоящие неприятности начнутся, когда он разбудит весь дом, что неизбежно.

— Сюда, мальчик! — в отчаянии позвала она и протянула к нему руки. — Успокойся… все в порядке.

Однако ошеломленный Оберон не поддавался на уговоры. Он дико метался по комнате, сшиб стол и кресло в углу. Книги взлетели в воздух и рухнули на пол. Спустя несколько мгновений у пса в голове, похоже, слегка прояснилось, и он набросился на фэйри, рыча и лая. Ворона и Гредин с легкостью увернулись от него, взмыв к потолку. Мизхог взвизгнул и последовал за ними.

Шляпа-с-Пером вспрыгнул на подоконник, чудом избежав когтей Оберона, и ткнул толстым пальцем в Таню.

— Это тебе за обитателя водостока.

Сноп искр вырвался из кончика его пальца, и нижняя половина Таниного лица заледенела. Она коснулась пальцами рта; он был расслабленно открыт, губы ужасно онемели.

На лестничной площадке послышались торопливые шаги.

— Что тут происходит? — спросила бабушка.

— …тут происходит… — сказала Таня, причем губы двигались помимо ее воли.

Дверь распахнулась, спальню залил свет. В комнату ворвалась Флоренс, ее лицо выглядело как мрачная белая маска. За ней следовал Уорик. Его рука лежала на охотничьем ноже, который он носил на поясе; Таня и бабушка заметили это одновременно. Флоренс и Уорик обменялись взглядами, и он быстро опустил руку.

Со странным выражением на лице Флоренс подняла взгляд к потолку; Таня непроизвольно вскинула голову. Казалось, бабушка смотрит прямо на фэйри, но потом до Тани дошло, что электрическая лампочка неистово раскачивается. Наверное, один из фэйри — скорее всего, Мизхог — задел ее.

Наверху в своей комнате зашевелился Амос. Послышалась непристойная брань, а потом громкие удары, как будто он то открывал, то захлопывал дверь. Когда Флоренс оглядела всю сцену, ее губы поджались в тонкую ниточку: перевернутые кресло и стол, беспорядочно разбросанные книги и Оберон, продолжавший яростно облаивать подоконник.

— Черт побери, прекрати этот шум! — выбранил его Уорик.

Оберон, подвывая, спрятался за Таню.

— …этот шум… — повторила она, глядя на окно.

Шляпа-с-Пером в последний раз удовлетворенно ухмыльнулся, и все фэйри исчезли.

— Объясни, пожалуйста, что этот пес делает здесь? — холодно спросила Флоренс.

— …делает здесь… — эхом откликнулась Таня.

— Что ты вытворяешь?

— …ты вытворяешь…

— Такое у тебя представление о шутке? — спросил Уорик.

— …о шутке…

Таня зажала рот руками.

— Уорик! — взорвалась Флоренс. — Забери этого пса отсюда и запри его в кухне!

— …в кухне… — пробормотала Таня через прикрывающие рот руки.

Уорик поджал губы и вышел в сопровождении покорного Оберона. Флоренс осталась стоять, прямая, как палка, сверля Таню взглядом синевато-серых глаз.

— Больше никаких глупостей! Никаких шатаний неизвестно где по ночам! Если я еще раз обнаружу Оберона здесь, то отправлю его домой, не успеешь ты и глазом моргнуть. Ты меня поняла?

Таня закивала, но слов удержать не смогла.

— …меня поняла…

Она опустила взгляд, не в силах больше смотреть в глаза бабушке.

— Прекрати повторять все, что я говорю!

— …что я говорю…

— Такой наглости я от тебя не ожидала. Ты слишком много времени проводишь в компании Фабиана. Ничего удивительного!

— …ничего удивительного…

— В постель — немедленно! — Бабушка поджала губы. — И чтобы я от тебя больше ни звука не слышала.

Она резко развернулась и захлопнула за собой дверь.

— …не слышала… — прошептала Таня в пустую комнату.

Жаркая слеза ярости и огорчения заскользила по щеке.

Медленно она побрела в ванную, где на краю раковины в лужице холодной воды лежал браслет. Она взяла его, вздрогнув, когда капля воды побежала по руке к локтю, словно ледяная слеза. В темноте она провела пальцем по каждому брелоку по очереди. Некоторые она не могла распознать на ощупь, но, опасаясь вызвать гнев бабушки, не решалась включить свет. Среди тех, какие она узнала, были кинжал, кубок и ключ.

Тринадцать сокровищ.

Почему она не догадалась раньше?

Семейная реликвия, передаваемая из поколения в поколение Элизабет Элвесден, первой леди поместья. Женщиной, которая умерла в психиатрической больнице, оставив свой главный секрет в частях дневника, спрятанных по всему поместью; секрет, который ее родные так стремились сохранить в тайне, чтобы не запятнать свое доброе имя. На любой секрет всегда так легко навесить ярлык безумия.

Секрет, который Таня сейчас почти разгадала. Может, Элизабет Элвесден и казалась безумной, но она ею не была. Элизабет Элвесден была подменышем.

22

Утро среды выдалось свежее, ясное, лишь со слабым намеком на холод в воздухе. Как обычно, вопли Амоса разбудили Таню рано, но на этот раз они послужили благой цели. Прислушиваясь к ним, Таня не повторяла ни слова и рискнула предположить, что заклятие фэйри рассеялось. После ночных событий она не испытывала голода, но все же решила заставить себя съесть что-нибудь. Впервые Флоренс не только не приготовила завтрак, но даже не появилась. Теперь Таня стояла в дверях кухни, отрешенно жуя лепешку и наблюдая за Обероном, принюхивающимся к чему-то в саду.

В кухню вошел Уорик. Теперь, когда она была не одна, Таня осознала, что громко чавкает. Она прекратила жевать и проглотила то, что было во рту, с трудом сдержав кашель, когда объемистый кусок застрял в горле.

— Пока никто больше не проснулся, — угрюмо сказал Уорик, включил чайник и насыпал в кружку растворимый кофе.

— Я не очень хорошо спала.

Едва произнеся эти слова, Таня поняла, как глупо они прозвучали.